Духовное одиночество современного человека .
Содержание
Введение
1. Духовное одиночество современного человека .
2.Творчество В. Астафьева.
3.Проблема одиночества в современной русской литературе по рассказу В.П. Астафьева «Людочка» .
4. Творчество А. Иванова.
5. Проблема одиночества в современной русской литературе по роману А. Иванова «Географ глобус пропил».
Заключение
Список литературы
Введение
Проза В.П.Астафьева и А.Иванова является важным объектом исследования для современного литературоведения. Сегодня особый интерес представляют как анализ творческой эволюции писателей, так и осмысление литературно-художественного и философского контекста, в котором создавались их произведения.
Творчество этих писателей уже не раз было предметом монографического изучения. Исследовались характерные для писателей темы, отдельные жанры, поэтические особенности произведений, философское наполнение их творчества. В мере, необходимой для решения поставленных исследователями задач, в этих работах рассматривались вопросы художественного своеобразия, влияния традиций, взаимодействия творчества В.Астафьева и А.Иванова с современной литературой. Актуальность исследования и определяется необходимостью целостного, по возможности полного анализа эволюции творчества В.Астафьева и А.Иванова в сопоставлении с основными тенденциями развития русской прозы последних годов, что позволит значительно расширить и углубить представление о творческой индивидуальности выдающихся русских писателей и их роли в литературном процессе второй половины XX века.
Определить творческую оригинальность писателей представляется в наибольшей степени возможным через контекстуальное изучение их творчества, через сопоставление с произведениями их современников.
Целью данной работы является анализ проблемы одиночества в современной русской литературе по рассказу В. Астафьева «Людочка» и по роману А. Иванова «Географ глобус пропил».
Задачи работы обусловлены целью и заключаются в следующем:
- проследить эволюцию В.Астафьева и А.Иванова на протяжении всего творческого пути, определить наиболее характерные для разных этапов тенденции развития мировосприятия писателей, их творческого метода, жанровой системы, образности и стиля;
- осмыслить смысл рассказа «Людочка» и романа «Географ пропил глобус», понять причастность В.Астафьева и А. Иванова в диалоге русской литературы второй половины XX века к понятию духовного одиночества современного человека.
Предметом работы является рассказ В.П.Астафьева «Людочка» и роман А. Иванова «Географ глобус пропил».
Материалом для работы послужили произведения В.Астафьева, А.Иванова.
1. Духовное одиночество современного человека
Современная литература создается в переходную эпоху. Закончилось время советской литературы, где критикой запрещалось очень многое, и началось новое время, где в литературе вообще нет границ, пиши, что хочешь.
Мне кажется, наше время является неким переломным моментом на стыке двух эпох в России. Уходит поколение с «советской» психологией, уступая место новому поколению, с совсем другими ценностями и жизненными ориентирами. Сегодняшний период времени в российском обществе кажется мне очень интересным. Ведь между людьми с разными временными психологиями можно просто провести черту. Сейчас, глядя на человека, можно наверняка отнести его к одной из групп: человек из прошлой эпохи и человек из будущей эпохи. Я думаю, людей из настоящей эпохи в России пока не существует. Слишком силён разрыв восприятия жизни у этих двух групп людей. Но, надо сказать, что, хотя у людей разное восприятие проблем, сами проблемы одинаковы для обоих поколений.
Современная литература очень разная. Она многоуровневая, как жизнь. Есть литература для очень узкого круга читателей, есть массовая ни о чём. Трудно было в огромном количестве книг услышать голос современного автора, который пишет просто про нашу жизнь. В конце 80-х годов русская литература стала обнаруживать негативные изменения в трактовке нашими современниками вечных нравственных ценностей. Взгляды людей кардинально меняются.
Современная русская литература обращается к наиболее важным и болезненным проблемам: самоидентификация и нравственный выбор личности, любовь, разобщённость интересов людей и их глобальное одиночество.
Поиск себя в этом мире – одна из основных тем литературы всех эпох. В наше время литературные персонажи, как и реальные, просто потерялись в огромном, многогранном мире. Критики называют их «представителями стандартизованной людской массы» (критик Е. Стрельцова), «страдальцами и приспособленцами» (критик Л. Черненко), «семьёй уродов» (писатель Д. Линскеров). Мнения критиков о положении в современном обществе крайне различаются, впрочем, как и сами люди, ведь наше время психологически очень сложное. Здесь можно применить известный афоризм: «Каковы веки, таковы человеки».
Надо сказать, что сейчас, как в жизни, так и в литературе, личность теряется на фоне массы, и поэтому всё сложнее и сложнее найти себя. Драматург М. Эпштейн писал: «Начинается «маскарад», где образу придаётся большее значение, чем подлиннику».
В современной литературе нравственность чаще всего представляется как равнодушная безнравственность. Наверное, слишком размытыми стали границы между добром и злом. Критик Л. Завальнюк так сказал о современной нравственности: «Для человека уже ничто не имеет значения, кроме пребывания в этой непонятной для него действительности».
На социально-нравственные проблемы в России также наложило отпечаток время. После событий 90-х годов многие люди запутались в современной жизни, они не могут понять новых норм и моделей поведения. Ведь то, что раньше считалось важным и ценным, сейчас может показаться глупым и бессмысленным. «Абсурд реальности, аварийное сознание» - так сказала о сознании нашего времени критик Е. Кузнецова.
Одной из самых злободневных вечных проблем XXI века является одиночество. Я думаю, причина этому – огромная разобщённость людей. Слишком много обществ, партий, объединений – человек потерялся и запутался. К сожалению, одиночество стало привычным состоянием многих людей. Критик В. Максимов так объясняет эту проблему: «Все заняты лишь тем, что постоянно рассказывают себя». Мы не слышим других, а другие не слышат нас.
Любовь – одна из основных вечных проблем литературы всех времён. В наше время понятие «любовь» слишком исказилось. Я думаю, что на это очень повлияло окончательно сложившееся равенство между мужчиной и женщиной и отказ от традиционной патриархальной системы семьи. Семья уже не так важна для людей, как прежде, да и «функции» мужчины постепенно меняются. Критик Е. Стрельцова сказала: «Всё это ужас бесчувствия, который ведёт к краху любви». Может быть. Ведь многим людям ради любви приходится практически отказываться от своей личности. В наше время, чтобы любить надо, отказаться от очень многого, та же карьера, друзья, финансовое благополучие. К тому же сейчас равная любовь постепенно исчерпывает себя, слишком велик социальный статус между людьми.
В современной русской литературе сильная и чистая любовь скорее ассоциируется с болью, чем с чем-то светлым. «Люболь» - так охарактеризовала это явление А. Яхонтова. Именно поэтому романы о высокой и жертвенной любви представляют собой большую ценность в наше время.
А. Иванов пишет именно об этой безграничной и жертвенной любви, которая лежит в основе бытия и всех вечных вопросов.
В своей работе я хочу проследить, как основные вечные проблемы ставятся и решаются в романе русского писателя А. Иванова и в рассказе В.Астафьева.
2. Творчество В.П. Астафьева
Определяя место и роль В.Астафьева в литературном процессе 50 - 90-х годов, редактор учебного пособия по русской литературе XX века Л.П. Кременцов справедливо полагает, что этот писатель «не умещается в рамки деревенской, военной и какой-нибудь еще прозы». Представляется, что и увязать творчество Астафьева лишь с каким-нибудь одним из пяти десятилетий фактического и четырех десятилетий активного его присутствия в литературе тоже вряд ли возможно. Ведь в каждое из этих десятилетий писатель достаточно ярко заявлял о себе, и не одним разноплановым произведением. В 60-е годы - «Стародубом», «Звездопадом», «Кражей», первой книгой «Последнего поклона», в 70-е - «Пастухом и пастушкой», «Царь-рыбой» и так далее.
Естественно, что творчество далеко не многих писателей может быть соотнесено полностью и с каким-либо одним из обозначенных периодов развития литературы, а проза В.Астафьева не позволяет полностью соотнести ее и с каким-либо одним «литературным течением», «жанровой и стилевой тенденцией», но в этом - уже отмеченная оригинальность его творчества, нуждающегося в детальном исследовании, а значит, и в аргументированной периодизации.
В процессе решения проблемы периодизации всегда существует опасность схематизации, произвола в выборе критериев для определения границ периодов, для отнесения произведений к тому или иному периоду. Творчество В.Астафьева исключением здесь не является. Так, истоки его «Последнего поклона» уходят в конец 50-х годов, а окончание работы над книгой — в 90-е годы. Если точками отсчета периодизации культурной и литературной жизни второй половины XX века считать, как это делают Л.П.Кременцов, Н.Л.Лейдерман, М.Н.Липовецкий и дугие историки литературы, знаковые социальные и политические события (смерть Сталина и XX съезд КПСС, «процесс Синявского - Даниеля», «разгром Пражской весны», начало и окончание «перестройки»), то, что должно стать точками отсчета в периодизации творчества писателя, начавшего писать еще в «послевоенное десятилетие», а последние рассказы опубликовавшего в 2001 году? Тем более, что в «вехах» предпринятой Лейдерманом, Липовецким и Кременцовым периодизации литературного процесса второй половины XX века, ощутимо прослеживается та самая «политизация литературоведческих оценок - болезнь и беда прошлых десятилетий». По справедливому мнению Л.В.Поляковой, эта «болезнь» «нынче не только не исчезла, но набрала новую силу».
Естественно, названные и иные общественные события, а точнее - процессы, инициированные ими, отразились на литературной и человеческой судьбе В.П.Астафьева. «Нормативная литература» о войне побудила писателя написать его первый военный рассказ. Его учеба на Высших литературных курсах и появление первых крупных оригинальных произведений («Перевал», «Старо-дуб», «Звездопад») приходится именно на время «оттепели». Трудный путь к читателю «Кражи», «Пастуха и пастушки» обусловлен возвратом переросших затем в «застой» идеологических «холодов». Да и в целом феномен В.Астафьева сложнейшим образом связан с разными этапами разрушения некогда величаво-монолитной идеологической системы. Эта система имела значительное воздействие и на литературу (в виде активно еще в 50-е годы официально насаждаемого метода «социалистического реализма», например). На эпоху разрушения этой системы (1953 - 1993) и приходится большая часть активной творческой деятельности писателя. Поэтому полностью избежать «политизации» в исследовании творческой эволюции Астафьева вряд ли возможно и целесообразно. 1
Судьба В.Астафьева впитала в себя трагедии, драмы, фарсы и этой эпохи, и русского трагического XX столетия в целом. События родовой, семейной и личной жизни тоже, вероятно, были предельно значимы для литературной работы писателя. Но среди этих событий есть такие, которые полностью меняли и бытовую обстановку, и литературное окружение. К числу таких событий относятся переезды В.Астафьева. Они имели обусловленный бурным XX веком характер. Один из астафьевских персонажей так объясняет человеческую неприкаянность: «Время стронуло людей с отстоя. Плывут они по волне жизни, и кого куда выбросит, тот там и укореняется».
Астафьевские переезды не были случайными и частыми. Писатель мог бы (известность позволяла) поселиться и в столице. Но до конца жизни живет в провинции. Сознательность такого выбора В.Астафьев (через объективированную фигуру рассказчика) объясняет в одном из рассказов «красноярского» периода: «Сожалел ли я о том, что не перебрался в столицы и не помаячил «на виду»? Я провинциален по духу своему, неторопливой походке и медленным мыслям. Слава Богу, понял это тоже сам, и понял вовремя». Российская провинция обширна, с ее различными частями в разное время связывает свою судьбу В.Астафьев. В заполярной Игарке пишет Астафьев свое первое литературное «сочинение» под бесхитростным названием «Жив» - о приключениях и спасении заблудившегося в заполярной тайге мальчика. Высокая оценка, данная сочинению учителем русского языка и литературы, поэтом И.Д. Рождественским, вероятно, и пробудила у Астафьева мысль о профессиональном сочинительстве. Но прежде чем эта мечта осуществилась, будущему писателю было суждено пройти через страдания и кровь войны, через мытарства и обездоленность демобилизованного солдата. Чусовой Пермской области, Пермь, Москва, Пермь (1945 - 1969), Вологда (1969 - 1980), Овсянка - Красноярск (1980 -2001). Поездки на родину, на Алтай, в Москву, за границу. Однако эти «перемещения» писателя (материальные) в пространстве и времени все же некоторым образом соответствуют эволюции его эстетических и этических приоритетов (в ряде случаев совпадают с контурами складывающейся периодизациии литературы 50 - 90-х годов) и могут стать основой для весьма приблизительной, условной хронологии его творческого становления и последующего развития.
Знаменательно, что пространственные и временные «перемещения» имеют существенное значение и для структуры образов произведений Астафьева. Автобиографический герой в кругу потылицынского рода - это персонаж «Последнего поклона» Витька Потылицын. Автобиографический во многом персонаж, но «перемещенный» в краесветский детский дом - это уже Толя Мазов («Кража»). Автобиографический персонаж в кругу семьи в Чусовом - герой «Весёлого солдата». Персонажей военного романа «Прокляты и убиты» В.Астафьев так и не смог «увести» с полей сражений в послевоенную жизнь — как ни пытался. Там оказываются уже во многом иные персонажи его повестей и рассказов 90-х годов. Для самого писателя, таким образом, «перемещения» в пространстве и времени имеют принципиальный знаковый характер, а вовсе не являются выражением лишь «охоты к перемене мест».
3. Проблема одиночества в современной русской литературе по рассказу В. Астафьева «Людочка»
Обстоятельства русской жизни всегда были плачевны и неестественны. Отчаянная борьба писателей с ними во многом заслоняла собой вопрос о сущности человеческой природы. На углубленную философскую антропологию не оставалось сил. В итоге, при всем богатстве русской литературы, с ее уникальными психологическими портретами, стилистическим многообразием, религиозными поисками, ее общее мировоззренческое кредо в основном сводилось к философии надежды, выражению оптимистической веры в возможность перемен, призванных обеспечить человеку достойное существование.
Недаром проницательный маргинальный философ второй половины XIX века Константин Леонтьев говорил о розовом христианстве Достоевского, а также Толстого, почти полностью лишенного метафизической сути, но зато решительно развернутого в сторону гуманистических доктрин, напоминавших французских просветителей. Русская классическая литература замечательно учила тому, как оставаться человеком в невыносимых, экстремальных положениях, не предавать ни себя, ни других; эта проповедь до сих пор имеет универсальное образовательное значение. Мысль Набокова о том, что Достоевский — писатель для подростков, формирующий молодое сознание, приложима в какой-то степени и ко многим другим русским писателям. Но если для Запада опыт русской литературы стал только частью общего литературного знания, и его инъекция, бесспорно, благотворна, то русское культурное общество в свое время получило такую дозу литературного проповедничества, что в конечном счете стало страдать чем-то наподобие моральной гипертонии, или гиперморалистической болезнью.
Правда, в начале XX века в русской культуре произошел серьезный разрыв с традицией. Он отразился в философии (например коллективный сборник «Вехи», описавший национальные стереотипы прогрессивного сознания), в изобразительном искусстве русского авангарда, а также в литературе «серебряного века». Длившийся около двадцати лет, богатый именами и стилистическими школами, «серебряный век», с точки зрения традиционной ментальности, представлял собой декаданс, однако его значение во многом определилось отказом от предшествующей антропологии. Пожалуй, наиболее скандальным произведением той поры оказался небольшой роман Федора Сологуба «Мелкий бес». Его постулат: зло имеет не социальный смысл, а широко и привольно разлито в человеческой душе. Философии надежды здесь нечего делать.
Однако русская литература не захотела расставаться с оптимистической иллюзией. Она потянулась за народническим беллетристом Владимиром Короленко с его крылатыми словами: «Человек создан для счастья, как птица для полета», за Горьким, возвестившим: «Человек — это звучит гордо». Оба высказывания легли в фундамент социалистического реализма.
В литературе, некогда пахнувшей полевыми цветами и сеном, возникают новые запахи — это вонь. Все смердит: смерть, секс, старость, плохая пища, быт. Начинается особый драйв: быстро растет количество убийств, изнасилований, совращений, абортов, пыток. Отменяется вера в разум, увеличивается роль несчастных случаев. Писатели теряют интерес к профессиональной жизни героев, которые остаются без определенных занятий и связной биографии. Многие герои либо безумны, либо умственно неполноценны. На место психологической прозы приходит психопатологическая. Уже не ГУЛАГ, а сама распадающаяся Россия становится метафорой жизни.
То, что Россия — «большая зона», продолжение ГУЛАГа с его безжалостными законами,— видно в прозе Виктора Астафьева. Вовлеченность писателей во зло имеет различные степени. Есть попытки его локализовать, объяснить деградацию внешними причинами, списать на большевиков, евреев. Как одного из вождей деревенской прозы, Астафьева душит злоба: он люто ненавидит городскую культуру, «совращенную» Западом, символом которого становятся развратные танцы, зловеще описанные в «Людочке».2 Однако Астафьев предоставил злу такую свободу самовыражения, что перспективы борьбы с ним плачевны. Патриархальный мир деревни почти полностью уничтожен, надежда на его спасительную функцию минимальна. Даже священный в русской литературе образ матери, живущей в деревне и призванной быть хранительницей устоев, создан Астафьевым без сочувствия. Покорность несчастной судьбе доминирует; создается атмосфера почти восточного фатализма; насильственная смерть выглядит не менее естественной, чем на войне или в опасных кварталах Нью-Йорка. Самоубийство героини запрограммировано самой композицией рассказа. Однако деревенская литература не может не выдвинуть положительного героя, народного мстителя. Он должен расправиться с тем отвратительным хулиганом, который довел героиню до самоубийства. Сцена самовольной расправы — достаточно сомнительная победа добра — вызывает у автора предельное удовлетворение. Георгий Победоносец убил гадину. Сквозь повествование проглядывает трогательная душа самого автора, но злобные ноты бессилия, звучащие у Астафьева, свидетельствуют в целом о поражении моралистической пропаганды.
«Нравственность есть Правда», - писал Василий Шукшин. Правда и нравственность в литературе не отделимы. Светлая любовь, непримиримость ко всякому злу и доброта, восхищение красотой Земли высказывается в произведениях Виктора Астафьева "от первого лица", со всей прямотой и бесстрашием. "По натуре своей он моралист и певец человечности", в судьбах своих героев "выделяет этические моменты, какие понятны всякому времени, и нынешнему, и завтрашнему..."? отмечает критик А. Макаров, говоря о творчестве Виктора Петровича.
Рассказ Астафьева "Людочка" о молодёжи, но нет молодости в его героях. А есть одинокие, где-то глубоко в себе страдающие и шатающиеся по свету изношенные тени, бросающие свои мрачные ощущения на впечатлительные души читателей.
Особенно поражает в героях Астафьева - одиночество. Жуткое и неизменное. Людочка пытается вырваться из этого чувства. Но уже первые строчки произведения, где героиня сравнивается с вялой, примороженной травой, наводят на мысль, что Людочка, как и эта трава, не способна к жизни. Она уезжает из родительского дома, где остаются чужие ей люди. И тоже одинокие. Мать давно привыкла к устройству своей жизни. Отчим Людочки никак не относился к ней. "Жил он, жила она в одном доме и только". Девушка чужая в родном доме. Чужая среди людей.
Сегодня всем ясно, что наше общество больно. Но чтобы его правильно лечить, нужен верный диагноз. Над этим бьются лучшие умы страны. Очень точный диагноз одной из страшных болезней, поразивших страну, поставил Астафьев. Главную трагедию героини своего рассказа "Людочка", в образе которой отразились как две капли воды боли подавляющего большинства наших соотечественников, он увидел в душевном одиночестве.
Рассказ легко вписывается в литературный процесс современности. Одна из главных особенностей таланта Виктора Петровича - умение охватить проблемы, волнующие многих писателей: бесхозяйственность, падение нравственности, распад деревни, рост преступности.
Астафьев показывает нам будничную, серую, самую обыкновенную жизнь: дом - работа - дом. В этом круге живёт Гавриловна, потерявшая здоровье в парикмахерской, её товарки, как должное принимающие всё горести и удары судьбы. В этом круге должна быть и главная героиня рассказа Людочка. И она, не сопротивляясь, ползёт по этому кругу, и мечта-то у неё самая обыкновенная, как у всех молоденьких девушек: выйти замуж, научиться работать.
Речь героев Астафьева убедительным образом иллюстрирует это положение социальной психологии. "Покуль ты ученицей будешь - живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай, бог даст, и жизнь устроишь, " - наставляла Гавриловна девушку.
Биография главной героини даётся писателем в самом начале повествования. "Людочка родилась в небольшой угасающей деревне" "слабенькой, болезненной и плаксивой". При помощи эпитетов автор создаёт у читателя соответствующий психологический настрой на развитие основной сюжетной линии.
Эпизоды один за другим раскрывают нравственную суть человеческих отношений, постепенно готовя нас к трагической развязке.
Цинизм, бездуховность - первый сюжетный пласт рассказа. С ним плотно состыкован второй пласт - экологическая катастрофа.Картины природы в произведении - не просто фон, на котором развёртывается действие, они имеют важное значение в структуре рассказа. В них заключается глубокий смысл, ибо в отношении к природе, к земле раскрывается духовный облик человека, проявляется его нравственная сущность.
Мы видим деревню "задыхающуюся в дикоросте", прорвавшуюся трубу центрального отопления, описанную так натурально, что словно ощущаешь её "ароматы".3
Оба эти символа помогают яснее, без прикрас увидеть многие беды и реальные опасности. Это определённая авторская позиция, это стремление взволновать читателя, заставить его оглянуться вокруг.
В.Астафьев, беззаветно любящий человека, всем ходом своего повествования доказывает, сколь необходима острейшая борьба с бездуховностью, приспособленчеством, как червь, изнутри подтачивающими нравственные устои общества, которому всегда было легко "оперировать" судьбами тысяч людей. Но не хватало внимания к конкретным судьбам. Когда над Людочкой надругался бандит, она оказалась в полнейшем одиночестве. На улице за неё струсил заступиться предводитель городской шпаны, спасовавший перед более изощренным мошенником. Сразу же отшатнулась от неё хозяйка квартиры (своя рубашка ближе). Не до Людочкиной беды оказалось и в родительском доме. Повсюду главная героиня сталкивалась с равнодушием. Именно этого она не смогла выдержать - предательства близких ей людей. Но отступничество проявилось раньше. В какой-то момент Людочка осознала, что она сама причастна к этой трагедии. Она сама проявляла равнодушие, пока беда не коснулась её лично. Не случайно Людочка вспоминала отчима, тяжкой судьбой которого она прежде не интересовалась. Не зря вспомнился умирающий в больнице парень, всю боль и драму которого не хотели понимать живые. Им, живым, не его боль, не его жизнь, им своё сострадание дорого, и они хотят, чтоб скорее кончились его муки, для того чтоб самим не мучиться. "Живые не хотели приносить себя в жертву умирающему. Сама Людочка тогда не сознавала, что, сделай она шаг к умирающему, возможно, тогда свершилось бы чудо: вдвоём они сделались бы сильнее смерти, восстали бы к жизни, в нём, почти умершем, выявился бы такой могучий порыв, что он смёл бы всё на пути к воскресению".
Героиня оказалась от этого далека. И вполне естественно, что, попав в беду, теперь уже она не встретила понимания у других. Вот что подвело девушку к трагическому исходу.
Обращает на себя внимание композиция рассказа. После повествования о случившемся с Людочкой несчастья, автор возвращает нас памятью героини в прошлое, чтобы найти объяснение происшедшему.
Писатель стремится к такому изображению, когда читатель получает возможность не только увидеть, но буквально ощутить живой ток жизни в картине, что встаёт перед ним.
Сюжет - не только и не просто видимая событийная, но чаще и больше сокрытая подтекстовая связь, сцепляющая текст направляющим движением авторской мысли. В нашем случае - мысли о всеобщей взаимосвязанности судеб, живущих в разъединённом, расколотом, но в одном мире, на одной земле.
Людочка приняла на себя грехи очень многих: Стрекоча, матери, школы, Гавриловны, советской милиции, молодёжи городка. Это то, с чем не мог согласиться ещё Достоевский - искупление невинными и непонимающими чьих-то грехов.
Трагедия девушки - недолгая жизнь, беспросветная, однообразная, серая, безучастная, без ласки и любви.
Смерть героини - это её взлёт. Только после смерти она вдруг стала необходима матери, Гавриловне, её заметили.
Рассказ на редкость трогателен, потому что читатель чувствует, как сам автор удивительно заботлив и добросердечен к этой девушке. В уста Гавриловны Астафьев вложил большое число афоризмов, устойчивых оборотов ("золотко моё", "голубонька сизокрылая", "ласточка", "касаточка"). Это используется автором для характеристики хозяйки, эмоциональной оценки её индивидуальных качеств.4
Герои Астафьева наследуют стиль и дух своего времени и их речь не просто говор, а "выразитель всех сил умственных и нравственных".
"Плохие" выписаны со смаком. Остаётся только поаплодировать писателю за великолепное знание жаргона ("рвём когти", "кореши", "отвали", "пахан").
Русские пословицы, поговорки и другие устойчивые словосочетания и выражения занимают значительное место среди используемых писателем изобразительных средств прежде всего потому, что в них заложены большие выразительные возможности: высокая степень обобщенности, эмоциональность, экспрессивность. Автор передаёт нам своё мироощущение удивительным по художественной выразительности, ёмким, пластичным языком. Устойчивые обороты придают речи героев живость, меткость, свойственную народной речи ("втемяшилось в голову", "гнуть спину", "работала как конь").
Богат, колоритен, неповторим в своём мелодичном звучании язык Астафьева.
Помимо простых олицетворений (таких, как "деревня задохнулась в дикоросте", "испустившего резиновый дух крокодила Гену") используется множество сложных, полных эпитетами и метафорами, создающих отдельную картину ("пьяно шатаясь, ходило вприсядку, поплясывало изношенное сердце", "серебряные заморские пуговицы отстреливались от фрака"). Поэтому произведение получилось таким насыщенным, ярким, незабываемым.
Писатель не сосредотачивает внимание лишь на теневых сторонах жизни. В его рассказе присутствует светлое начало, которое, скрашивая многие невзгоды, исходит из сердец тружеников, кои не переводятся на Руси.
Вспоминается сцена сенокоса, когда "Людочка и мать метали стог", а потом девушка "в родной реке смывала с себя сенную пыль и труху... с той радостью, которая ведома лишь людям, всласть поработавшим".
Художественный приём контраста, удачно применённый здесь писателем, подчеркивает духовную близость человека с природой, которую невозможно ощутить в городе, погрязшем в темноте невежества, нищете и полной отсталости.
Посмотрите вокруг: раздоры, злость, гордыня мучают и терзают нашу землю. Если не мы, то кто прорвёт этот замкнутый круг? Поэтому особенно актуальны проблемы в свете сегодняшнего дня, поднятые В. Астафьевым.
Думая о Людочке, о её судьбе, о той растлевающей, гнетущей обстановке, в которой живут её ровесники и их близкие, невольно хочется воскликнуть: "Это хуже правды..."
4. Творчество А. Иванова.
Романы А. Иванова во многом построены на личном опыте автора. Работая в школе, он вдохновился на написание «Географа…», будучи руководителем детского кружка, написал «Блуда и МУДО», а вся студенческая жизнь отражена в «Общаге-на-крови».
Все романы А. Иванова обращены к читателю с призывом к любви, человечности, состраданию, сочувствию, духовной культуре. «Главная составляющая моих романов – нравственный аспект. Это для меня важнее всего», - сказал писатель в одном из своих интервью.
Главный герой у А.Иванова всегда интеллигент, противостоящий толпе. Это обычный человек, и род занятий у него этому соответствующий: учитель, студент, художник.
Его первый роман «Общага-на-крови» полон юношеского максимализма, но написан с таким надрывом и отчаянием, что не доверять автору невозможно. Этот роман – история одного студенческого общежития. Это некая модель мира, с совершенно разными людьми, его населяющими. У них у всех своя философия, своя нравственность и совесть, своё понимание любви и Бога, своё отношение к дружбе и предательству. Это душераздирающая книга о том, как время и эпоха ломают человека. Пятеро друзей, Нелли, Лёля, Игорь, Ванька и Отличник, просто учатся, просто любят, просто пьют. Они обычные люди, попавшие в необычную ситуацию. Им предстоит борьба с целой системой. Со злостной комендантшей, выгоняющей их на улицу, с хамом Гапоновым, пристающим к Нелли, с Ринатом, доведшим первокурсницу до самоубийства, и, наконец, с самими собою, потерянными и беспомощными в такой ситуации. А. Иванов показывает в этом романе, как важно всегда оставаться человеком и сохранять человеческое достоинство. Ведь в этом романе герои не выдержали «испытания»: Нелли и Лёля погрязли в разврате, Ванька спился, Игорь просто сломался, а Отличник покончил с собой. Финал книги печальный, душераздирающий, но всё-таки осветлённый надеждой на призрачное спасение.
Роман «Географ глобус пропил» повествует о потерянном человеке Викторе Служкине. Этот роман продолжает собой череду «школьных повестей», которая была так популярна у писателей и читателей советского времени. От безденежья он идёт работать в школу, где на его долю выпадает много жизненных испытаний. Немотивированные «подляны» учеников, словно испытывающих предел терпения Географа, надрывная любовь к пятнадцатилетней девочке, проблемы в личной жизни, бесконечная ностальгия. Многие бы сломались. Но Виктор Служкин как-то выстоял. Да, в итоге, он потерпел крах в личной и семейной жизни, потерял работу, говоря простыми слова, из него вышел неудачник. Но он никого в этом не винит, он желает всем счастья, тихо растит свою дочь и пьёт, наверное, от ощущения полной безысходности. Служкин остался человеком, сохранил свою совесть. Он, не желая никого воспитывать, все-таки научил своих ребят самому главному – любви: друг к другу, природе, родине, географии, хотя никто из них, да и он сам, не сформулировал бы этого такими словами. Он отказался от любви к своей ученице Маше, чтобы не предать эту любовь. Служкин пожертвовал собой, но те редкие в его жизни моменты чистой любви были для него наградой за его человечность.
«Блуда и МУДО» - это роман про здесь и сейчас, это жизнь настоящего, как она есть. Главные герои книги – руководители различных кружков Дома культуры города Ковязина. Это книга про педагогов-бюджетников, которых вот-вот уволят с работы, а они стараются дать последнюю каплю добра своим воспитанникам в летнем лагере. В этом романе А. Иванов уверяет, что главное в мире – моменты нежности между человеком и другим человеком, между человеком и природой, человеком и его Родиной. Главный герой романа Моржов устал от непонимания настоящего. Всю современную действительность он объясняет себе в формулах провокационного формата, например, теория пиксельного мышления или теория Призрака Великой Цели. У него много женщин, но полюбить он не может ни одну их них, у него есть деньги, но для чего они, он не знает. Он, как и герой «Географа…», пытается сделать людей вокруг себя счастливыми, пытается «подключить их к жизни», отодвигая себя и свои интересы на задний план.
Мне показалось интересным написать исследовательскую работу по творчеству этого писателя. И я назвала её «Вечные проблемы в творчестве А.В. Иванова», потому что современный автор продолжил традицию русской классической в поиске ответов на вечные проблемы. Основные вечные вопросы, встречающиеся на протяжении всего его творчества, это – проблема любви, проблема одиночества, проблема воспитания и проблема нравственного поиска. Надо сказать, что пути их решения традиционны и общечеловечны, просто они были переведены автором с классического языка на язык современности.
5. Проблема одиночества в современной русской литературе по роману А. Иванова «Географ глобус пропил».
На роман «Географ глобус пропил» откликнулись многие ученые-литературоведы. «Произведение обнажает изнанку прилизанного и приукрашенного бытия», - так характеризует роман доцент кафедры русской и зарубежной литературы ПГПУ Г.М. Ребель в статье «Явление географа». Она говорит о главном герое романа как о человеке «не утратившем чистоты и непосредственности восприятия», «всё время балансирующем на грани». И действительно, бытие географа, казалось бы, такое хрупкое и зыбкое, что ему совсем нельзя оступаться. Г.М. Ребель видит особенность Служкина в его непокорности общественным рамкам. Он поступает не так, как все, но поступает верно, будь это воспитание, любовь или дружба.
Ученый-педагог Е.О. Галицких также видит в произведении не школьную повесть, а отражение жизни всего постсоветского поколения, о чем она размышляет в статье «А. Иванов о школе, детях и понимании». Виктор Служкин, бывший пионер, «страшно уставший от надежд и разочарований», тем не менее, продолжает искать себя и свое маленькое личное счастье.
Доцент кафедры русской и зарубежной литературы ПГПУ Т.Д. Долгих считает, что роман «Географ глобус пропил» есть некий способ выявить «болезнь духа» нашей современности. По мысли ученого, Географ представляет собой «героя нашего времени», который призван, путешествуя по жизни, «обрести голос», а вместе с ним и право рассказать о мире и о себе.
Основная проблема, которую эти исследователи увидели в романе А.Иванова «Географ глобус пропил», - это проблема современной школы. Ведь школа – некий макромир, маленькое подобие большого мира. Всё общество поделено на классы, вот и ученики в школе тоже очень дифференцированы. В романе это три девятых класса: «зондеркоманда», «красная профессура» и «отцы». И возникает проблема: как учить, если к каждому нужен индивидуальный подход? Ответ нашёл сам А. Иванов: «…учить не проповедями, а собой». И пусть Виктор Служкин не смог стать идеальным учителем и не смог научить географии, но у него получилось научить детей «живому поиску живых истин».
Г.М. Ребель обратила особое внимание на проблему становления и реализации личности в современном обществе. Очень сложно не потеряться и не сбиться с пути, правильного для тебя. И вот Служкин для решения данной проблемы устроил в школьном макромире «праздник непослушания». И, вопреки прогнозам завуча Розы Борисовны, дети выросли как личности. Ведь географ дал им шанс ощутить на себе тяжёлый груз ответственности и стать самостоятельнее.
Е.О. Галицких обратила внимание читателей на проблему «общего одиночества», поднятую в романе. Там одинок каждый. Одинок сам по себе и одинок среди людей. Решение проблемы педагог видит лишь в поиске путей друг к другу. Я думаю, это же решение предлагает нам и А. Иванов. Ведь в его романе очень часто встречается мотив дороги: электричка, прогулка, поход. То есть автор ищёт эти пути к всеобщему примирению и предлагает читателям «выстроить дорогу друг к другу».
Проблема, которую наиболее пристально рассматривает Т.Д. Долгих, очень актуальна в наше время: где найти утешение, которое порой так нам необходимо? Служкин, например, нашёл его в «безмерности вечной природы». Также ученый обратила внимание на характер географа. Этот грустно-весёлый человек полон какого-то особенного чувства юмора, он искрится жизнеутверждающими афоризмами. И ими он утешает, наверное, прежде всего себя. Его чувство юмора, по мнению статьи, «это остатки самоуважения, это попытка принять этот мир».
Итак, названные нами литературоведы дали положительную оценку романа А. Иванова «Географ глобус пропил» как произведения глубокого и доброго. Они увидели в географе некого «миссионера», призванного направить детей на верную дорогу, пусть даже путём отрицания собственных интересов. То есть «глобус пропит не зря», - как сказал один критик.
Однако существует и другое мнение о романе, принадлежащее в основном газетным критикам и рецензентам, которые увидели в нем либо авантюрно-эротический роман, либо просто рассказ про «одного забулдыгу».
Так, например, корреспондент журнала «Афиша» Лев Данилкин отнёс данный роман к педагогико-авантюрно-эротическому жанру. Для него географ – это человек, который, «пытаясь заработать на пиво, нашёл себя». Но нет, Виктор Служкин гораздо глубже, чем его изображает данный критик. Несмотря на всю мягкость своего характера, он твёрдо знает, что нужно оставаться человеком в любой ситуации. И основываясь на этом убеждении, он пытается научить детей любви и научиться ей самому.
Название статьи обозревателя еженедельника «Книжная витрина» говорит само за себя: «Крылатые качели и бутылка водки». Владимир Иткин, данный обозреватель, увидел в этом романе выплеск отрицательный эмоций по отношению к «ненавистной советской школе». Критик пишет, что роман «Географ глобус пропил», который повествует об «учениках, учителях и алкоголиках» является неким последствием «идеализированного, проклинаемого детства». Эта оценка была лично для меня очень странна и непонятна. Со стороны автора романа А. Иванова не было никакой агрессии к собственному детству, наоборот, чувствовалась какая-то ностальгия, какое-то бережное и нежное отношение.
Пожалуй, самая отрицательная оценка романа дана в статье «Закамский меридиан», которую написал журналист Павел Копейщиков. «Каждый учитель костьми ляжет, лишь бы эта книга не попала в руки его подопечным», - с безапелляционностью заявляет он. П. Копейщиков представляет географа читателю как некого маргинала, «никак не героя нашего времени». «Его нравственный облик удручающ – шаромыга», так отзывается критик о Викторе Служкине. Трудно поспорить, что это мнение слишком категорично, оно противоречит тексту произведения. Так заботящийся о педагогах П.Копейщиков не обратил никакого внимания на явный педагогический талант Служкина, на его успехи в воспитании, которых он добился за год работы в школе. Напротив, он закончил статью фразой: «Год прошёл, а страница даже не перевёрнута, более того, она выдрана напрочь».
Наверное, понимание романа А. Иванова «Географ глобус пропил» напрямую зависит от глубины его исследования, что подтверждает анализ самых показательный статей о нем. Стоит сказать, что я согласна с положительными мнениями об этой книге. Виктор Служкин – это человек, который «ничему не хочет учить», он просто любит, и вся его любовь как будто отражается на его учениках. И всё-таки он учит их... любви и человечности. Ведь, как сказал критик Владимир Гурев в статье «У кого право учить жить?»: «В большой жизни понадобиться не столько знание географии, сколько умение быть человеком».
Герой нашего времени («Глухонемое козлище»)
«Если и прост Иванов со своим Служкиным, то простота эта — гениальна. Как вся русская классика, продолжателем традиций которой (в наше-то время!) и стал пермский писатель. Виктор Служкин — наследник целой вереницы героев русской литературы, прямой потомок лесковского «Очарованного странника», родной брат шукшинских правдоискателей. «Я человека ищу, всю жизнь ищу — человека в другом человеке, в себе, в человечестве, вообще человека!» Герой Иванова до боли влюблен в родную землю с её «вечным неуютом северного очарования». Он раздражающе честен с окружающими — женщинами, друзьями, учениками. Он, несмотря ни на что, сберег в себе «душу живую», и потому верит в любовь и остро чувствует окружающую его фальшь. Да, он не идеал, ни в коем случае, он сам предостерегает своих учеников, чтобы не смели брать с него пример. Он просто герой нашего времени. Живой, настоящий». (Светлана Евсюкова
Интернет-издание «e-Motion» (Украина), 24 ноября 2005 г.).
Начиная с лермонтовского Печорина, герой времени в представлении читателей стал обладать рядом неких вневременных качеств: он странен, умен, интересен, недоволен собой, нереализован в деле, в любви (хотя нравится женщинам), мучает других, но страдает сам, несчастен, одинок. Ответ на вопрос почему вписывает героя именно в «его» время. Почему умный, интересный, талантливый Служкин одинок и несчастен и впереди у него «сверкающая пустыня одиночества», почему неуспешен, почему неудачник, алкоголик и т.д. И какие «пороки своего времени» отразились в «портрете» Географа?
«Небритый, помятый молодой человек» едет безбилетным на электричке. Он ни на что не обращает внимания и, чтобы не платить контролёрам штраф, притворяется глухонемым. «В качестве «глухонемого козлища», мистифицирующего окружающих своей лже-глухонемотой, чтобы не платить за проезд в электричке, «въезжает» он в роман и классическим козлом отпущения, обреченным на пустыню одиночества, расстается с читателем в финале».
Примечательно, что первыми словами «козлища глухонемого» в романе была хрипло сказанная фраза: «Бутылку пива, и откройте сразу». Пиво и электричка сразу вызывают ассоциации с другим героем времени – Венечкой Ерофеевым (В. Ерофеев «Москва-Петушки»). Географ пьет на протяжении всего романа: с друзьями, учениками, один. И вот в последней главе снова возникает эта тема:
«- Папа, а ты вино пьешь? Ты пьяным будешь?» - спрашивает маленькая Таточка.
Это не вино, - сказал Служкин.- Это я воду принес в бутылке – цветочки полить. – И он вылил вино в ящик с землей, который висел на перилах». Этот финальный жест героя показался мне символичным. Спасаться от «пустыни одиночества» самым традиционным способом Географ, кажется, не будет, хотя мы уже готовы были представить его в будущем спившимся неудачником.
Важным для понимания Служкина является то, что герой постоянно находится в пути. Он, как настоящий герой времени, всю жизнь что-то ищет, его мытарства бесконечны. Так, наша с ним первая встреча случилась в электричке, потом читатель будет сопровождать географа на прогулке, в походе. Он потом скажет: «Я всю жизнь ищу человека». Искать человека в других, человека в себе, - образ жизни для нашего времени поистине героический. Как и любой герой своего времени, Служкин противостоит… Немотивированной агрессии Розы «угрозы» Борисовны, «подлянам» учеников, ненависти жены, пошлости мира и «великому» лозунгу времени: «Бери от жизни все!».
И взять особо нечего, да он и не пытается. Он странно шутит, защищаясь от боли, и много пьет от отчаянья. Время требует шустрости и изобретательности в умении устроить свою жизнь, а Служкин ее и не пытается устраивать. Однако вот парадокс: в романе нет успешных героев (самый успешный Будкин пьет вместе со Служкиным и не может устроить свое счастье с Надей). Есть особо не задумывающиеся, а потому живущие чуть легче других дурак и подлец Колесников и его непутевая жена Ветка. Так что несчастливый Служкин противопоставлен несчастливым, недовольным своей жизнью, неустроенным героям, «опилкам» (Вспомним эпиграф к роману: «Это мы – опилки» (Станислав Лем)). Как жить в этой ситуации всеобщей неустроенности – выбор, который делает каждый, в том числе и Географ, и этот выбор делает его героем своего времени уже без иронии и кавычек.
Географ – портрет, составленный из чудом сохранившихся достоинств, причем вневременных: он умеет любить, он никого не учит жизни, а в одиночку, мучительно и неотступно ищет ее смысл, он не ломает чужие судьбы, он нежен к людям и не предает их. Мне запомнился эпизод с Сашенькиной запиской, которую Служкин, по ее просьбе, передает Будкину. Будкин не любит Сашеньку, а из любовной записки в задумчивости делает самолетик и запускает его: «Вечером Служкин отправился в садик за Таточкой, но, отойдя от подъезда на пять шагов, вдруг свернул с тротуара и через ограждение полез в сквер. Забравшись в заросли поглубже, он осмотрелся, подпрыгнул и выдернул из листвы березки маленький бумажный самолет». Хочется прокомментировать этот эпизод словами критика Галины Юзефович: «Географ» — книга исключительно добрая и (господи прости) душеполезная».
Сущность героя. «Умение жить»
«Ты шуточками только пустоту свою прикрываешь! Ничего тебе, кроме покоя своего не нужно! Ты эгоист – страшно подумать какой!
- Думать всегда страшно...
- Тебя не только любить, тебя и уважать-то невозможно!... Ты шут! Неудачник! Ноль! Пустое место!» - так, кажется, вполне искренне думает о Служкине жена Надя.
Что «прикрывает своими шуточками» Географ и зачем так часто вполне осознанно выбирает роль шута?
В этом поведении кроется философия географа. Он «не хочет быть залогом ничьего счастья», он боится не оправдать чьих-либо надежд. И в этом случае его поведение – самозащита. Служкин сразу выставляет свои недостатки напоказ, чтобы потом кому-нибудь не было больно. Но также дурачество географа является его защитой от внешнего мира. Он как будто оберегает этим свою всё ещё живую душу. А все его шуточки-прибауточки являются своеобразным щитом, помогающем ему не сникнуть в жестоком мире («Любой анекдот – это драма. Или даже трагедия. Только рассказанная мужественным человеком»). Нельзя не согласиться с с литературоведом Г.М. Ребель в том, что «служкинские изобретательные, ироничные, уморительно смешные и потаенно грустные сочинения – пародии, байки, стихи – выступают в качестве спасительного противовеса обесцвеченному, формализованно-безлюбовному, творчески выхолощенному существованию» .
Кира, коллега Служкина по работе, с которой у него не получился роман, так говорит о географе: «Конечно, на первый взгляд ты податливый: мягкий, необидчивый, легкий на подъем, коммуникабельный… Но ты похож на бетономешалку: крутить ее легко, а с места не сдвинешь, и внутри – бетон».
Внутри у Служкина есть стержень, основа – он не изменяет себе, не подстраивается под обстоятельства. Герой выбрал некий идеал поведения, к которому он стремится… - святость: «Я для себя так определяю святость: это когда ты никому не являешься залогом счастья и когда тебе никто не является залогом счастья, но чтобы ты любил людей и люди тебя любили тоже. Совершенная любовь, понимаешь? Совершенная любовь изгоняет страх. Библия». Весь роман Служкин стремится к пониманию вечной, всепоглощающей любви, которая спасёт его. И он находит любовь везде: в детях, в природе, в родной земле, в которой он видит для себя неиссякаемую силу. «Личная неурядица, - пишет Г.М. Ребель, - резонирует с неурядицей социальной, одна другую усиливает и усугубляет, но в этом замкнутом круге неудач горе-учителя Служкина есть три просвета, три опоры, три вневременных, недевальвируемых смысла: дети, природа и история с географией – так сказать, геоистория» .
В походе географ начинает переосмыслять свою жизнь. Он не доволен собой: «ни истины, ни подвига, ни женщины, ни друга, ни гроша. Ни стыда, ни совести. Ну как же можно так жить? Неудачник...». Однако Служкин удачлив а главном: «Этот раздолбай, неудачник, враль, выпивоха и бабник при всем том – яркая, своеобразная, сложная и занимательная личность, мыслитель, поэт, блистательный рассказчик, романтик, хранитель исторической памяти и географ не по должности, а по судьбе, по способу взаимодействия с окружающим миром, и поэтому встреча с ним становится для его учеников подлинным событием – событием взросления, личностного выбора, личностного становления» . Он удачлив в своих взаимоотношениях с миром, с которым смог примириться с помощью всеохватывающей любви, которая пришла к нему и, видимо, больше никогда не покидала. В конце похода он скажет себе: «Кто сказал, что я неудачник? Мне выпала главная удача в жизни. Я могу быть счастлив, когда мне горько».
Счастье Служкина в том, что у него есть жизненная опора, в отличие от других героев романа, чьи опоры призрачны. Он умеет выходить из жизненной драмы, превращая все вокруг в анекдот. Географ «умеет жить»: он никого ничему не учит, он умеет прощать, он не является залогом чьего-то счастья, и он умеет любить просто ради любви и самой жизни.
Любовь в романе («Я хотел научить любви…- хотя я ничему не хотел учить»)
По моему мнению, проблема любви самая острая в творчестве А. Иванова. Любовь для него – это поиск спасения и истины, это основной закон бытия, это некая попытка приближения к Богу.
Главный герой романа «Географ глобус пропил» Виктор Служкин живёт сумбурной и неустроенной жизнью, он пьёт от тоски и безысходности, терзается чувством вины. Он потерянный и потерявший человек. Потерявший очень многое: юношеские надежды и иллюзии, друзей, жену, работу, но сохранивший веру в жизнь и людей. Он последний романтик, в душе которого растёт любовь. И её развитие можно проследить по сюжету романа.
Я думаю, что Служкин пришёл к пониманию вечной любви через любовь к своей ученице Маше. Надо сказать, что это чувство не является в романе чем-то противоестественным, оно очень гармонично, даже свято. Здесь нет ничего похотливого, только нежность, доброта и какое-то безграничное отчаяние. И поход приобретает для героя символичное значение свободы, а его любовь уже не ограничивается влечением к Маше…
Так, вечером у костра Служкин начинает думать о своей жизни, о своей любви, о походе…«Я пью водку. Я гляжу по сторонам… И я безответно-глухо люблю Машу, люблю этот мир, эту реку, это небо, люблю эту землю..» Сознание героя становится шире и глубже… Его внутренняя свобода раскрывается: он уже чувствует любовь не как конкретное чувство, а как состояние своей души, своей жизни.
И вот мы можем видеть, как к концу похода изменился географ, а вместе с ним и его мировоззрение. Ранним утром он сидел на крыльце пекарни, в которой спала Маша, и думал о ней и о своём чувстве: «Теперь Маша уже никогда не будет моею. Но я спокоен, потому что выбора мне никто не навязывал». Почему в момент близости Служкин «отказался» от Маши. Во-первых, он захотел оставить у себя в памяти эту любовь как светлое, ничем не омрачённое чувство. Служкин решил просто сохранить в себе эту любовь навсегда, как луч зимнего солнца, который светит, но не греет. А во-вторых, этот его поступок, это умение отказаться от чего-то очень важного во имя уважения к себе сделали его сильнее. Более того, этот его поступок останется с ним на всю жизнь и будет для него чем-то вроде амулета. В этой ситуации Служкин проявил бесконечное мужество. Он понял, что просто не имеет права на Машу, и принял это как вечную истину. Ведь не брать то, что принадлежать тебе не может, это очень достойно.
Важно то, что Служкин также понял, что устроил этот поход из любви вообще: «Я хотел научить их любви – хотя я никого ничему не хотел учить». Но всё-таки научил, и научился сам. Главное, на чём держится всё, – это всеобъемлющая любовь, которая есть в каждом человеке и которая делает нас добрее и сильнее.
Это чувство, неожиданное, невозможное и обречённое, является для него наградой за его человечность. Служкин всю жизнь несёт в своей душе любовь, как драгоценность. Он, несмотря ни на что, сберёг в себе «живую душу».
Роман полон чувством любви к родной природе. Я думаю, что человеку просто необходимо что-то любить, а Виктору Служкину любить уже почти некого и нечего. Но его любовь к природе безгранична, и в этом спасение школьного учителя. И вот, сидя у ночного костра, Служкин думает: «И я… люблю этот мир, эту реку, люблю небо, луну и звезды, люблю эту землю, которая дышит прошедшими веками и народами, люблю эту бессмертную горечь долгих и трудных верст».
Всеобъемлющая любовь и всепрощение – это его пронзительный путь от одиночества к одиночеству. Последний раз мы видим героя переполненным этими чувствами: «Прямо перед ним уходила вдаль светлая и лучезарная пустыня одиночества».
Природа в романе («Смысл реки»)
В романе А. Иванов часто обращается к природе как к зеркалу души главного героя. Здесь природа – это то, что отражает чувства и эмоции человека, это нечто придающее жизни смысл и напоминающее о вечном.
Уже в начале романа звучит мотив дороги – Служкин приезжает на станцию Пермь-Вторая на электричке. Это символ дороги, пути, поиска себя и смысла своей жизни. Можно заметить, что небо в тот день «поднималось над вокзалом хрустальной призмой», но призма эта была «пустой и бледной». С одной стороны, это символ чего-то прекрасного, с другой обыденного, незавершённого, скучного. А это говорит читателю о том, что жизнь в понимании географа это чудо, это священно, но лично его жизнь как будто не удалась. Так и было поначалу: Служкин – типичный неудачник с несбывшимися мечтами и неоправдавшимися надеждами. Но по ходу развития романа географ находит себя, находит «свой смысл», и природа это отражает.
Так, сидя у костра во время похода, Служкин думает: «Я плоть от плоти этой земли. Я её малое подобие». Герой любит родную землю, родную природу не как географ, а как человек. «Какая древняя сила, какая дремучая история, какая неиссякаемая сила... А на что я эту силу потратил?». Он видит своё ничтожество, свою незначительность по сравнению с природой: «И вот стою я под этими созвездиями с пустыми руками, с дырявыми карманами». Служкин «плоть от плоти» своей земли, но так от неё далёк, и вот он находит объяснение и решение этому, он озвучивает некую всеобщую истину: «…дай бог мне любить людей и быть любимым ими. Иного примирения на земле я не вижу».
В романе природа для героя священна: «С детства у меня к рекам такое отношение, которое, наверное, раньше бывало к иконам». Ведь река – это символ постоянного движения, это что-то вечное и возвышенное над бренным миром. Реки ещё с давних времён были для людей символом жизни. По рекам ходили торговые суда с провизией, по рекам передвигались победоносные флотилии, по рекам люди возвращались домой или уплывали навсегда. Воды реки всегда возвращают гармонию, дарят покой и умиротворение, они ставят тебя лицом к лицу с вечностью. Для Служкина понять смысл реки было тем же самым, что и найти смысл жизни. Географ и его река Кама похожи. Во-первых, в них скрыт неиссякаемый источник чувств и мыслей, а во-вторых, они очень одиноки. «Хочется мне, чтобы ещё кто-нибудь почувствовал это – смысл реки…». Такое ощущение, что Виктор Служкин хочет поделиться своим знанием с каждым, но никто не хочет слушать, понимать, и от этого географу грустно и больно.
Также в романе природа как будто бы провожает географа в его «последний путь». Он, потерявший всё, стоял на балконе, и «прямо перед ним уходила в даль светлая и лучезарная пустыня одиночества». Но, небольшой парадокс: Служкин одинок, но его одиночество «светлое и лучезарное». Может быть, А. Иванов таким образом хотел сказать, что да, географ потерял всё, но тем самым он от всего и освободился и стал свободным. Он избавился от тяжелого груза прошлого и готов неизвестному будущему.
Воспитание в романе («Вытащить из болота…»)
«Про педагогическую практику географа Служкина даже говорить неловко: на уроках орет, дерется, режется с учениками в карты (к тому же проигрывает), оценки выставляет, исходя из сторонних «политических» соображений, в ученических тетрадках по ходу проверки делает недопустимо вольные записи, матерится и напивается в обществе учеников, наконец, на пике своей педагогической деятельности подвергает детей смертельному риску и почти соблазняет 14-летнюю девочку, собственную ученицу, – в общем, если обозначить это явление языком его преданных сторонников из числа подопечных, учитель он уж очень «какой-то особенный», «клёвый», но разумнее прислушаться и заодно присмотреться к нему самому: «Раздолбай я клёвый, а учитель из меня – как из колбасы телескоп, – опять разливая вино, честно сообщил Служкин».
И Роза-Угроза вроде бы совершенно права в своей стойкой неприязни к этому авантюристу-самозванцу и в своем увенчавшемся в конце концов успехом желании вышибить его вон из школы, но вот ведь беда: от ее абсолютно правильных «установок» исходит такая скука смертная, такая непролазная и педагогически бесплодная рутина-мертвечина, что обалдуй Служкин выглядит просто-таки лучом света во мраке «воспитания без чувств», без мыслей, без любви» .
В основе воспитания в романе А. Иванова лежит любовь и вера в людей. Эти два чувства несёт в себе герой романа «Географ глобус пропил».
Виктор Служкин, казалось бы, являет собой пример аморального человека. Он пьёт со своими учениками, влюбляется в свою ученицу, ведёт сумбурную личную жизнь, но он искренне и отчаянно любит, несмотря ни на что. Всепоглощающая любовь для него – единственная нравственность. И это по достоинству оценивается даже его учениками – «отцами», «красной профессурой», «зондеркомандой».
Казалось бы, Служкин никакой вовсе не педагог, он ничего не знает о воспитании, но воспитывает всё-таки правильно. Главное в том, что он учит детей не законам природы и даже не географии, он учит их добру и любви ко всему, что их окружает.
Итогом всего воспитания географа в романе можно считать сцену преодоления каскадов на реке. Каскады – самая опасная преграда, которую надо преодолеть героям за время похода. Служкин очень долго готовил детей к этому, но сам сплавиться с ними не смог: забылся, опоздал… И вот он стоит на высоком камне и смотрит на маленький катамаранчик: «Душа моя - ледяной истукан. Они идут совершенно неправильно, не так, как я пояснял». Географ испуган, тоска и отчаяние гложут его сердце. Но вот последний каскад преодолён…«Отцы всё сделали не так, как я учил. Всё сделали неправильно. Но главное – они прошли» .
Главное, что географ, ничему не уча, научил детей жить. Очень интересно в этом смысле в этом романе развитие взаимоотношений Служкина и его ученика-двоечника Градусова. Хулиган сразу невзлюбил нового учителя, срывал ему уроки, пакостил и всячески издевался. И, несмотря на это, географ всё-таки взял его в поход, и не в целях перевоспитания, а просто взял по-человечески, веря в него. И уже в походе между недавними врагами появляется какая-то внутренняя связь, отдалённо напоминающая дружбу. Служкин и Градусов оказываются близкими по духу людьми: каждый из них не понят окружающими, каждый хочет, чтобы было лучше, но не знает, как это сделать. Оба они не понимают, как правильно выразить свои чувства. Так, Градусов говорит на вокзале: «Вы, наверное, жалеете, что взяли меня... - бубнит сбоку Градусов. - Двоечник, в школе вам всегда подляны делал, тут чуть драку не устроил... А я вас только первые полгода ненавидел, а потом уже нет... Только остановиться не мог... Я и в поход-то напросился из-за вас, чтобы вам здесь помогать...» Между героями появляется взаимоуважение, и они понимают, что очень похожи. В критических ситуациях (драка на станции, когда Градусов достает нож, и встреча на реке с мужиками, которые требуют водки, когда Служкин уже готов был полезть в драку) учитель и ученик спасают друг друга, и бывший хулиган становится ответственным, признанным лидером и даже сдает на «отлично» экзамен по географии.
И в итоге получается так, что строгая Роза Борисовна, одним движением руки наводящая дисциплину в классе, так и не нашла подход к детям. А Служкин, у которого нет дисциплины, но есть любовь и понимание, смог воспитать учеников, смог научить их любви к жизни и раскрыть таинственный «смысл реки».
Это и есть идея воспитания географа. Не учить ничему конкретному, вообще ничему не учить… кроме любви, кроме веры в свои собственные силы. Даже ученики Служкина для него уже не ученики, а просто люди, друзья, личности. Он понимает, что научился у детей даже гораздо большему, чем они у него, поэтому и называет их просто «отцами».
Заключение
Все вечные проблемы в творчестве А. Иванова: самоидентификация и нравственный выбор личности, любовь, разобщённость интересов людей и их глобальное одиночество – решаются посредством понимания человеком истинной любви и общечеловеческой нравственности. Ведь истинная любовь и нравственность – они всепрощающие, всепроникающие и бессмертные.
То, что ты отдашь людям, к тебе обязательно вернётся. И чувство любви, неожиданное, невозможное и обречённое, станет для тебя наградой за твою человечность, которая является залогом живой и бессмертной души…
Жестокость, цинизм, эгоизм тоже переходят в разряд весьма современных качеств. Нынешняя мода на крестики подчас лишь подчеркивает степень такого цинизма.
В. Астафьев нарисовал жестокими, беспощадными красками бесовство молодого насильника с крестиком на шее в рассказе "Людочка".
Лейбниц рассматривал смерть как отделение центральной монады от всех или большей части подчиненных ей монад. Бог у него — высочайшая из монад. "Бог умер" — это и есть отделение от человеческих душ-монад высшей души — монады; люди здесь отказываются от высших ценностей, от внечеловеческой высоты святости, и наступает смерть высшего духа в людях, он покидает их. При этом людям какое-то время кажется, что в отречении, в отказе этом достигнуто новое качество человечности, но скоро обнаруживается, что человечность невозможна без соотнесения поступков, действий, мыслей с высшими мерками, которые всё более становятся эфемерными, условными, утерянными, забытыми. И рождается в растревоженной душе современного человека мольба, звучащая парадоксально: "Господи, поверь в нас; мы одиноки".
Проблемы души и духа неуничтожимы, пока не исчез человек и пока живет в нем сила постигнуть себя, вечность, смерть, преемственность, бессмертие. Философия в пору испытаний тем, что назвали реформами, обязана взять на себя ответственность ответить на духовно-нравственные порывы современников, она обязана стать духовной проповедью. Философия должна, помимо академически бесстрастного языка, обрести способность прямого обращения к человеку. Она вернет утраченное доверие только искренним словом духовной правды.
Список литературы
1. Александров Я. Повесть об опилках. – М.: «Культура», 9-16 ноября 2005.
2. Бобров А. Окончен школьный роман. – М.: «Литературная газета», 4 ноября 2005.
3. Бугаев Б. Научите меня жить. – Псков: «Городская газета», 3 апреля 2006.
4. Галицких Е.О. А. Иванов о школе, детях, географе…и понимании. – Киров. http://www.arkada-ivanov.ru/
5. Гурев В. Непедагогическая поэма. – М.: «Литературная Россия», 18 марта 2005.
6. Данилкин Л. Закамский меридиан. – М.: «Афиша», 9 мая 2003.
7. Долгих Т.Д. Основные мотивы романа А. Иванова «Географ глобус пропил». – Пермь. http://www.arkada-ivanov.ru/
8. Иванов А.В. Географ глобус пропил. – М.: Вагриус, 2003. – 315с.
9. Иванов А.В. Общага-на-крови. – СПб.: Азбука-классика, 2007. – 320с.
10. Иванов А.В. Блуда и МУДО. – СПб.: Азбука-классика, 2007. – 576с.
11. Ларская Е. Время пропивать глобус? – Ростов: «Деловой Ростов», 5 ноября 2005.
12. Пирогов Л. Бивни за школьной партой. – М.: «Независимая газета», 6 апреля 2006.
13. Ребель Г.М. Явление географа: роман А. Иванова «Географ глобус пропил». – Пермь. http://www.arkada-ivanov.ru/
14. Слободчиков В.И., Исаев Е.И. Основы психологической антропологии. Психология развития человека: Развитие субъективной реальности в онтогенезе: Учебное пособие для вузов.- М.: Школьная Пресса, 2000.
15. http://www.arkada-ivanov.ru
16.Астафьев В. П. Посох памяти. - М., 1980. – С. 7. ГАПО, ф. Р-1659, оп. 1, д. 450.
17.Астафьев В. П. Посох памяти. – М., 1980. – С. 30.
18.Астафьев В. П. Русская мелодия // Алексей Мотовилов: Каталог произведений. - Пермь, 1973. – С. 34.
19.Астафьев В. П. Так хочется жить; Обертон; Веселый солдат: Повести. – Иркутск, 1999. - С. 151.